Барон Алондский пробился к горной тропе. Впрочем, вокруг уже не осталось живых — ни друзей, ни врагов. Только одинокий рыцарь на тропе. Что ж, схватка будет один на один. 

    — Умри же, проклятый отступник! -

   Барон подступился поближе, внимательно следя за соперником.

    — Отступник? Что ж, может, так оно и есть… -

   Враг чуть опустил меч.

    — Знай же, что некогда я был более предан государю и своему королевству, чем ты сейчас. -

    — Был. Но не сейчас. -

    — Да. Я служил верой и правдой. Я никогда не требовал ни наград, ни почестей. Не ради этого я был предан сердцем и душой. Но ко мне относились не равнодушно. Ко мне относились по-свински… -

    Соперник перевёл дух. И продолжил.

    — Крестьяне, призвавшие нас на помощь, тихо плевали за спиной. Король ни единого разу не приглашал меня на пир во дворец. Там пировали только трусы, боявшиеся выступить на поле боя. Им доставались награды. И хорошо бы, если б я остался без жалованья. Но у меня отняли и родовой дворец! И я подумал — во имя чего я служу им? -

    — Ну здравствуй, брат! — усмехнулся барон. — Думаешь, я хоть что-то получил за преданность? И думаешь, у меня не отняли родового гнезда, чтобы вручить трусу и подхалиму? А я ведь пока жив, на свободе, и у меня не отняли меч и доспехи. И если за мои подвиги меня не отправят на виселицу, или на каторгу — я могу считать, что повезло. Есть между нами только одна разница — ты восторженный романтик, а я — крайний циник. Я прекрасно знал, что доброе дело наказуемо. И то, что тебя так расстраивает, я принимал, как должное. И даже радовался, что мало досталось. -

   Барон размахнулся мечом, но ударил не сверху, а чуть наискось, и соперник не успел парировать удар… Барон вздохнул и сел рядом с поверженным. Отдышаться бы. А вот и король, со свитой. 

    — Барон Алондский! Я жалую вас имением за доблесть! Через три дня вам надлежит прибыть во дворец. У меня ни одно доброе дело не остаётся без награды. -

   Герой преклонил колено. 

    — Да здравствует король! -

   Свита подхватила клич. А про себя барон подумал, что жаловать можно что угодно, а потом спокойно отобрать назад.