Поскрипела дырявая лодка своими уключинами,

  Только пусто внутри, и на вёслах никто не сидит;

  Но ко мне потянуло, как будто включили магнит...

  И подумалось — сроки проходят, и время отпущенное.

  Но подходит всё ближе посудина, дивно не тонущая;

  И наверное, выдержит шторм, и любую волну, -

  Подошла, ткнулась в берег; я руку вперёд протяну,

  И забуду все звёзды, и утро далёкое, солнечное.

  Книга раскрыта. Мы распрощались с героями.

  Авторский замысел. Кто не согласен с ним?

  То, что злодей тёмной судьбою храним;

  А добряки — стали на свете изгоями...

  Мой собеседник ушёл. Всё было сказано,

  Это чужая жизнь, и чужая судьба.

  Что мне ответить? Что воля его слаба?

  Я не пророк — твердить о навечно предсказанном.

  Ты стала моим талисманом, незримой радостью,

  Нежарким огнём, что согреет в любой мороз;

  Печалью, что дарит улыбку, не вызвав слёз,

  И ношей безмерной, моей невесомой тяжестью...

  Не зная тебя, я не знал на свете прощения;

  Теперь с удивлением исповедь слушал твою -

  И скоро мои часы двенадцать пробьют.

  В твоём проживал я сердце, не зная забвения.

  Роль мне досталась в театре — досужего зрителя,

  Что наблюдает на сцене шальную игру,

  Солнца прожектор, всходящий на рампе к утру,

  Месяца краску, пришитого тонкими нитями...

  В гриме актёр пожилой, но играющий юного;

  Труп, что под грохот оваций потом оживёт;

  И за кулисой, в гримёрке, невидный народ,

  В свете блестяшек, и света полночного, лунного.

  Текущая жизнь так богата лихими сюжетами!..

  Да только сюжетов на свете всего тридцать шесть.

  То брань площадная, то сладкая, мерзкая лесть;

  То дайте свободы, а то подавите запретами...

  А мимо по жизни идут типажи колоритные -

  Да только и тех типажей так легко сосчитать;

  Нельзя нам течение жизни рывком поменять -

  В оковах изъян не найти, кандалы наши слитные.

   Я молчать не могу, даже если молчать и приказано;

   Даже если у горла ножи, у виска — чёрный ствол,

   Не за тем, чтобы молча смотреть, в этот мир я пришёл,

   Не за тем, чтобы видеть, как жизнь покрывается язвами...

   Но страшней, коль никто не грозит, да никто и не слушает,

   Говори, всё, что хочешь, но только пойдёт в пустоту;

   А страшнее — так это утратить о слове мечту,

   И душа замолчала, и слово под горлом задушено.

  Связь телефонная рвёт непрерывность секунд,

  В разных живём временах — но недолго мы вместе;

  Тихий песок перестанет шуршать из отверстий,

  День, или ночь, — но для нас воедино придут.

  И расстояние, — пусть ненадолго — исчезло;

  Будто бы рядом — и только дотронься рукой, -

  Нет. Только голос звучит, до шуршанья живой;

  Я отзываюсь — и вечность нам двери отверзла.

 Не во все открытые двери войти нам возможно;

 До одних дверей нам просто добраться нельзя,

 От вторых — покатишься вниз, от порога скользя,

 А другие — обман, и стоят на дороге ложно;

 А в четвёртые — можно войти, но за ними — горе;

 А за пятой — и вовсе погибель, чёрная смерть,

 А в шестую, за счастьем, мы даже не думали сметь,

 И в седьмую — нам лень идти, с выбором споря.

   Родные углы слишком часто в мельканьи менялись;

   У вольных цыган есть хотя бы родимый шатёр,

   И даже у тех, чью избушку ход времени стёр, -

   Хоть в памяти детства родные углы да остались...

   Дворы городские, деревни в полях и полесьях,

   Знакомые реки, да блеск мелкой ряби в лучах;

   И рощи исхоженной веток заветный размах, -

   А мне — так осталось на память одно поднебесье.

  Так много изменилось в одночасье -

  Вчерашний дворник нынче властелин;

  Любимый оказался вдруг один,

  Взамен жары нахлынуло ненастье...

  Весы качнулись с гирей от часов -

  От стрелок проводки торчат наружу,

  Быть может, механизм затем и нужен,

  Чтоб детонатор рвать в конце веков?