За окном ветер бросает в окно дождь со снегом, стучит ветками деревьёв, скребёт по стеклу. А в комнате, за этими призрачными оградами — тепло, светит керосиновая лампа над столом, тихо потрескивают дрова в камине, заглушаемые голосами непогоды. Джеймс Робин встал с кресла и прошёлся по комнате.

  — Называется, спрятались от разгула стихии… Просто пока она нас щадит. -

  Пьер Савояж только меланхолично пожал плечами в ответ, продолжая молча изучать огонь в камине.

  — Был бы ветер посильнее — стёкла б не выдержали. Положим, есть у нас ставни. Хорошо. И кирпичную кладку никакому ветру на планете не взять. Зато есть землетрясение. Здесь район не сейсмичный. Ладно, допустим, хотя кто его знает… Ливень покрепче, река выйдет из берегов, затопит дом. Правильно, ставь повыше! А повыше — оползень. Где ни размещайся — до первой настоящей стихии. -

   Савояж меланхолично покачал головой. Джеймс подошёл к окну, вглядываясь в темноту. Только свет лампы из комнаты играл на листьях, липнущих, скользящих по стеклу. 

    — Вот почему люди так любят жанр постапокалипсис? Это же бессмыслица! Апокалипсис — штука такая, после него никакой приставки «пост». В принципе. Или это не апокалипсис. Запасаются на случай конца света… Максимум, чем вы можете запастись в случае конца света — это завещанием и местом на кладбище. И это тоже будет бессмысленно. -

  Савояж потянулся к стакану с чаем, отпил немного. Меланхолично изрёк.

    — Все прячутся. Звери по норам, птицы по гнёздам. И мы своё гнездо вьём, в меру развития знаний. А конец света… Кто ж его знает. Вдруг и не конец света вовсе. На смерть и родины не бывает годины. -

   Джеймс потянулся к лампе, прикрутил фитиль. Язычок пламени ослаб, в комнате стало темнее. Огонь в камине потух, только горячие уголья тлели. Ветер настойчиво кидал в окно дождь со снегом. Впрочем, ветру никакого дела до домов не было.