Участковый подходит к моей калитке. Встаю с завалинки, отпираю.

  — Доброе утро, Яков Федотыч! Вызывали? — тянет руку. Жму в ответ.

  — Доброе, проходите. Юрий Фонтанов в меня ночью картечью стрелял. Смотрите. -

   Мы подходим к углу дома. На побелке остались длинные глубокие царапины. Дальше участковый не идёт.

    — Понятно. -

   Достаёт лист бумаги. Я тяну паспорт. Серия… Номер… Выдан… Код подразделения… Ставлю подпись под заявлением. Мы выходим за калитку и идём вниз по улице. Дом Фонтанова, его мама-старушка. 

    — Илья Никитич! Доброе утро! -

   Она пока ничего не знает. Участковый взвешивает «за» и «против». Всё равно придётся, рано ли, поздно ли...

    — Ваш сын стрелял в Якова Федотовича ночью. -

    — Ой, что ж он, совсем озлился? Что ж будет? — начинает причитать старушка. Участковый молчит. Год назад Фонтанов пытался убить меня ножом. Отбился. Двенадцать швов наложили. Теперь Фонтанов два года должен ходить к участковому — отмечаться. 

    — Ушёл он вечером, не возвращался… -

    — Ясно, — отвечает участковый. — Не сказался, куда? -

    — Нет. -

   Фонтанов свою двустволку продал год назад — по тем же причинам. Старику Евсею Антипычу. Старушка в упор не замечает меня. Странно...

   Мы продолжаем путь к Антипычу. А вот и Фонтанов, во двор вышел. И у Евсея будут неприятности...

    — Добрый день, Юрий Германович! -

    — Я всё отметил! Чин чином хожу… -

    — На вас заявление от Якова Старателева. Вы стреляли в него прошлой ночью. А ствол свой старый взяли? -

   Фонтанов изменился в лице.

    — Ух, гад! Вот это живучий, оборотень… Я ж ему в прошлый сердце ножом проткнул — выжил, зашили… А ночью — два дуплета волчьей картечи — всю грудь разворотило! Думаю, всё — труп. -

   Теперь наступает мой черёд говорить.

    — Сам гад! Верно я у тебя Карину отбил. Ты б её прирезал. А мы с ней пять лет, душа в душу жили. А что умерла — так то и врачи говорили, что не лечится. -

   Ни участковый, ни Фонтанов не реагируют. Я же громко сказал...

    — Пойдёмте! -

   Участковый удивлённо смотрит прямо на меня. Оборачивается, ищет глазами. Потом идёт обратно вверх по улице. Фонтанов бредёт за ним. И я следом. Старушка уже не причитает, только молчит, ещё согнувшись. И так всё понятно. Фонтанов чуть поднимает глаза, потом отводит. И тоже молчит. И говорить нечего. 

   Моя калитка распахнута. Оттуда выскакивает Шарик со станичной помойки, унося в зубах Рябку. Рябка обречённо молчит, поджав назад лапы. Заходим во двор, за угол. Дверь распахнута. Я лежу у крыльца на спине, грудь разворочена. Участковый ничего не понимает. Обходит меня, заходит в дом. Фонтанов остаётся снаружи. 

   Илья Никитич садится на диван.

    — Алло, лейтенант Кедров. Да, нужна помощь… Да, экспертизы. Проверьте, не было ли брата-близнеца. Хорошо, жду. -

   Ничего это не даст. Нету брата-близнеца у меня. Отпечатки пальцев мои, и подпись под заявлением — тоже моя. Разведут руками, скажут — что ничего не можем объяснить. И всё. Участковый рассматривает моё заявление. 

    — То-то я думаю — в рубашке домашней, по холоду. И в тапках по двору! И за мной он пошёл по улице в этом… -

   Участковый вышел во двор, прошёл мимо Фонтанова, около завалинки подобрал паспорт, долго изучал. Но во дворе есть и четвёртый...

    — Ты — мой ангел-хранитель? -

    — Да. -

    — Пора? -

    — Через два дня. Пока можешь оставаться здесь. -

    — А что со сной будет? -

    — Шансы есть. Это хорошо, что ты ночью не стал выпивать, а взял читать «Молитвослов». -

   Вот так случайная мысль может спасти. Если поймёшь, что не вечен, и притом в любую секунду. Впрочем, случайная ли?..

    — Так это был ты?! -

   Ангел развёл руками и выразительно воздёл глаза к небу.

    — Я лишь исполнитель. -

    — А Карина? То есть, Мария в крещении? -

    — Имей терпение. Ещё наговоритесь. -

   Фонтанов молчит обречённо. Никто б ничего не доказал — тут у половины охотничьи ружья, со мной вздорили многие, а у него вообще оружия нет, по судимости. Вот он ночью вломился во двор, я спускаюсь с крыльца, он стреляет в упор… Потом я очнулся, ощупал грудь. Ничего… Запах пороха, след от картечин на стене. И я ни разу не обернулся.