— Невообразимейшая каша! — заметил Максим Ксенофонтов, уставившись на воробья, нагло усевшегося на максимово колено. По какому адресу ушла фраза — то ли по поводу мокрого снега с грязью, разлетавшегося из-под колёс автомобилей и ног пешеходов, то ли ещё чего — это осталось загадкой. Но сидеть на скамейке за столиком во дворе, где летом шли партии в домино, подкидного, а то и в шахматы, было явно неуютно.

   И молча Максим встал и направился к дому. Приложил к двери магнитный ключ, нырнул в подъезд. Постоял на площадке. Открыл дверь квартиры. Хорошо, что сейчас дома никого нет. Но старая привычка берёт своё, и можно уединиться на балконе, пока по всей квартире царит гомон. Привычка смотреть на звёзды, если ночь, на пролетающие на потолке самолёты, если день, и на месиво из туч, если пасмурно. Где-то вдалеке шумят трамваи и идущий транспорт, но дома глушат этот шум до невнятного. Внизу — людские шаги, кто-то проезжает, цокая амортизаторами на лежачих полицейских, но это редко. Иногда звучит то ли радио, то ли магнитофон, и тогда Максим искренне желал отключения света — музыкальные вкусы у всех разные.

   Зимой его иногда зовут обратно в комнату, пугая простудой, но Максим привык к свежести. Хоть сейчас никто не позовёт.

   — Есть ли жизнь после финиша? — спрашивает Максим. Фонарный столб молчит в ответ.

   — Вот заканчиваешь школу, на радостях оттуда сбегаешь, сжимая заветный аттестат в руках, готовый его же и спалить за ненадобностью и ненавистью. Но смысла жизни более нет. Куда идти? Некуда. Ибо уже привык. Привык к ранним подъёмам, зубрёжке, контрольным, доске, домашке. Возможность встать попозже, что считалось недостижимой мечтой, не радует, ибо отвык. И смысла нет, и цели нет. Цель сгорает в пепел, лишь только ты её достиг. -

   Фонарь молчит — он школы не кончал, да и философия ему неинтересна.

   — А вот служба в армии. Два года мечтаешь о дембеле, о домашней постели, о возможности позже лечь да позже встать. И о выпивке. А пришёл с армии — и постель не постель, и дом не дом, ибо отвык… -

   Фонарь делает вид, что внимательнейшим образом слушает.

   — Институт. Как выжить после диплома? Как выжить после? -

   — А просто, — отвечает фонарь. — Ты-то ещё кадровую не служил. А вот приходишь после двадцати пяти, и всё заново начинать. Тебе почти полтинник, на гражданке человек уже в начальниках, а ты — с низов. -

   Максим поднял голову и высунулся. На балконе сверху стоял полковник запаса Георгий Черняк.

   — Не знаю. Мне и сорока нет пока. -

   — То вы не знаете. А вот когда на пенсию выходишь, и всё. Шестьдесят лет, встаёшь утром, и идти некуда. И делать нечего. Я-то на пенсию при Союзе вышел, тогда строго — идти вон. -

   С нижнего балкона высунулся дед Олесь.

   — Пойдём-ка ко мне, ну или во двор, у меня бутыль запасена. -

   И трое спустились вниз. Фонарь включился, приветствуя товарищей по несчастью.