Старый художник осторожно приоткрыл дверь. Вахтёра в подъезде нет. Не то, чтоб его часто не было, но везение — штука хорошая. И чрезвычайно ненадёжная...

   Дверь скрипнула за спиной, теперь надо аккуратно стряхнуть снег с ботинок. В коридоре — никого. Может, в туалете или в душе есть кто. Старый линолеум хрустит под ногами, прижимая цементную крошку к полу. Вот и дверь, с номером «11». Пару оборотов ключа, можно исчезнуть в старой комнатке. И подумать о том, что надо бы переселиться в другую общагу, у моста… Там на каждую комнату есть свой душ и туалет. Даже плитка. Но стоит дороже. А платить надо за всё. Так и контингент там получше. Здесь же базируются грузчики, чернорабочие, и сомнительный люд с сомнительными делами. Соответственно, частенько наведывается участковый, а иногда и усиленный наряд. Если так дело пойдёт — то в один прекрасный день возьмут эту общагу штурмом, а если и повезёт не попасть в заложники, то всё равно придётся новое пристанище искать. А все вещи, весь нехитрый художницкий скарб будет истреблён. 

   В дверь постучали. 

    — Войдите! -

   Вахтёр с порога сделал кислую мину. 

    — Вот вам сосед по комнате. Пока — без вариантов. -

   Новоиспечённый сосед с небольшим мешком ввалился в дверь. Дверь тотчас захлопнулась.

    — Каким ветром принесло? — осведомился художник. — Орест Гурьевич… -

    — Каким-каким… Попутным! Встречным не заносит. Так-то, Семён Родионович. -

      — Освободился? -

      — В который уже раз! В четвёртый. -

      — Крепко ты на той тропке осел… -

      — А что делать? Доброму дяде пятки лизать? Изображая высшую политкорректность… Получать свои копейки, пока разбойники жируют? Вот и вопрос, кто ж из нас разбойник. -

      — Ну, мог бы картины писать. Те же копейки, но никому ничего не лижешь. -

      — Велика важность! Я вот хоть пару миллионов в руках, а держал! -

      — А насчёт лизательства… В вашем, так сказать, сообществе, что — никакой иерархии нет? -

      — Эт-ты насчёт чего?! — гость взъярился, подскочив с табурета. — Ну, есть иерархия. Так у нас и отношения другие. -

      — Пожалуй, что хуже, чем на дядю пахать. Беда в том, что мы, художники, крайние индивидуалисты. И никто нам не указ. Даже старый товарищ, Орест Гурьевич, с которым некогда не могли примириться с несправедливостью мира. -

    — Ничего-то ты не понимаешь… -

    — Кое-что я всё-таки понимаю. Это ведь способ получить государственную еду и койку. А в обмен — бесплатно работать… -

    — Ну тебя! Ты ведь не пробовал. -

    — Есть вещи, которые я не собираюсь пробовать в принципе. -

    Художник потрогал батарею. Почти холодная. Воды дают только с тем, чтобы трубы не порвало. А ну как порвёт? Пора.

    — Надолго в нашем пристанище? -

    — До утра. А там — пойду на учёт. Может, что у друзей заночую. -

   Значит, утром пора. В ночь ничего не отыщешь. А утром — к новому месту. Что там будет? Что будет. Везение — штука хорошая. И чрезвычайно ненадёжная...