Платон Аристархович Тютюкин опрокинул рюмку, смачно занюхал ржаным хлебом.

    — Славно живёшь, Игнатий Трофимович, славно… Грех жаловаться! -

    — Не то слово, Платон, не то… Однако ж, есть одна беда. -

    — Смотря что за беда. Может, что и не беда вовсе. Поглядеть надо. -

   Игнатий Трофимович поднялся из-за стола, прошёл по комнате. Глянул в окно. Тронул штору, будто собирался закрыть, хотя здесь десятый этаж, а дом выше всех остальных в городе. Стал на колени, заглянул подкровать. И вытащил на свет старый сундук.

    — И что же там? — заинтересованно пригляделся Тютюкин.

    — Не знаю… -

    — Открыть не можешь? -

    — Боюсь… -

   Платон Аристархович удивленно поднял брови.

    — Чего ж бояться?? -

    — Мало ли что там может лежать!.. -

   Игнатий Трофимович Костович вытер платком пот со лба. Хоть погода вполне себе прохладная. 

    — Видишь ли… Мне этот сундук завещал дед. И он его тоже не открывал, и сам его по наследству получил. А что было до того — мне неизвестно. Дед не рассказывал, может, что и сам не знал. -

    — И что же?.. -

    — Ну… Много чего может оказаться в сундуке. Он довольно тяжёл, но внутри ничего не гремит. Может, что там некоторое количество золота, или драгоценностей. А может, что некая отрава. -

    — Это фантазии! -

    — Фантазии фантазиями, но что там — мы не знаем. -

    — Так открой! -

    — Страшно… -

   Платон Аристархович решительно подошёл к сундуку и распахнул крышку. И вздрогнул от сдавленного стона за спиной.

    — Ты чего? -

    — Н-н-нет, ничего… -

    — Глаза-то открой. Гляди! -

   Костович был бледен, и на лбу проступили капельки пота. Кадык дёргался от нервного сглатывания. 

    — Меч. Короткий. И почти не проржавел. Чаша. А это что? Лира. Хм, из какого-то дорогого металла. И струны на месте. -

   По комнате раскатился мелодичный перезвон.

    — Ну-с, Игнатий, сам гляди. Можешь в музей сдать, можешь попробовать продать подороже. Можешь и у себя сохранить. Да что с тобою?! -

    — Ничего… Кажется, нервы пошаливают. -

    — Ты, того… С нервами поосторожней. Интересно, а что вам предки завещали? Военное дело? Певческое ремесло? Питьё на пирах? -

   *  *  *

   На следующий день вечером, в двери Тютюкина кто-то позвонил. На пороге вырос участковый Суркаев. Коротко представился.

    — Проходите. -

    — Вы хорошо знали Костовича? -

    — Говорите сразу. -

    — Умер сегодня утром. Жаловался на сердце. Скорая не спасла. -

    — Ясно. -

    — В квартире покойного обнаружены интересные старинные вещи. -

    — Да, именно я их вчера и обнаружил. Старый дедовский сундук, который по семейной традиции боятся открывать. Глупо! -

    — Но ещё вот эта записка… «Платон, нам на самом деле была завещана тайна. И её больше нет.» -

     Тютюкин призадумался. Потом решительно хлопнул себя по колену.

      — Глупости! Это он сам себе тайну придумал! И сам её себе завещал. -

    — Но ведь человек умер. -

    — Нервы. А за них я не в ответе. Ни в уголовном плане… -

    — Естественно… -

    — … ни в моральном. -

    — Но ведь это был его мир. -

    — Нет, у него был другой мир. И я ему тот мир и открыл. Глупо! Сколько возможностей… -

    Участковый ушёл. А Тютюкин ещё долго вспоминал блеск меча и мелодичный отзвук струн.