Нифонт Михайлович Балясин присел на скамейку у памятника. Спереди — стена дома, сзади — тоже. Справа улица, слева — сетчатый забор газгольдера. А здесь — старые тополя, клумбы. 

   Балясин всегда останавливался здесь по дороге в институт утром. Вечером — жарковато. А зимой — темнеет рано. Утром — самое то. Голуби, что иногда слетают вниз, поклевать крошки. Впрочем, сейчас их кормить некому. Здесь в такую рань иногда появляются студенты перед экзаменом — всех собрать легче. По молодости лет развлечения немного иные, чем с утра в этом закутке сидеть на скамейке, смотреть на кусочек неба, ранние солнечные лучи, наблюдать за птицами.

   Пора! Балясин встал, поглядел на небо ещё раз. Здание института за углом. Корочка на проходной, приветствие охранников. Дежурных студентов нет — лето. Дежурные только на экзаменах помогают. Кабинет. Папки документов. Вступительные в самом разгаре.

    — Доброе утро, Моисей Израилевич! -

    — Доброе, Нифонт Михайлович! -

   Молодой МНС отрывается от бумаг. С утра на месте, в кипючей деятельности.

    — Вот списки абитуриентов. -

    — Хорошо, — Балясин задумывается. — Письменные работы проверили? -

    — Только вчера вечером папку принесли. Перед закрытием института. -

    — Ничего. Смотрим этот список. Здесь те, кто должны поступить. На этих листах выставляем пятёрки. Здесь те, кто не должны поступить. Выставляем четвёрки. Можно тройки и двойки, если уж писавший откровенно всё завалил. -

    — Хорошо, а если недобор будет? -

    — Тогда вступительные продлят до октября. -

    — А это? -

    — В этом списке — льготные. Те, кто должны поступить — получают от пятёрки до тройки, в зависимости от работы. Те, кто поступить не должны, получают двойки. -

    — И… Если работа сделана на «отлично», тоже два ставить? -

    — Конечно! Красным почёркаешь, да ставишь. Но этих работ всего пять штук. Было дело — льготных было так мало, что всех брали. И вузу престиж, и деньги бюджетные. А нынче их многовато… Ничего не поделаешь. -

    — А если работа на «два»? -

    — Чёркаешь несильно, ставишь три. -

    — А не льготных? -

    — Одна красная чёрточка, и «четыре». Хватит, по конкурсу не прошёл. Даже если недобор. А те, кто должен поступить, там ничего не ставь. Только «пять». -

    — А если кто проверит? -

    — Тогда работа теряется. Воду прорвало, работы залило. Ответственности никакой. Вот за экзаменационные ведомости — там хуже. Можно и премии лишиться. Не повезёт — и работы. А эти бумажки — юридической силы не имеют. -

    — На них ведь наша печать. -

    — Да хоть факсимильная подпись Бакунина! Ни жарко с неё, ни холодно. Так, это будет вечером. А в девять — идём принимать устный экзамен. -

    — А там как? -

    — Я вам покажу мастер-класс. Простых абитуриентов обрабатывать легче всего. Думаю, идиоты не попадутся, предмет худо-бедно знают. Ставим «пять». Если поступить не должен — просто ставим «четыре». Здесь всё просто, никто не придерётся. Льготные — здесь посложнее. Но рассказывать по билету не даём. Сразу просим пояснить. Дополнительные вопросы — хоть из университетского курса. На один, положим, ответит, где-то читал. Второй, третий — повиснет. Переходим ко второму вопросу — сценарий тот же. Дополнительные вопросы, хоть из университетского курса, хоть из кандидатского минимума. Но это уже жестоко. Можно хоть из диссертации вопросы задавать. По нашей специальности — так и вообще человек сто во всём мире предмет знают. -

    — А вопросов потом не будет? -

    — А какие вопросы к нам? Если за отличный ответ ставить «четыре» — никаких претензий. Если станем из вузовского курса спрашивать… Кто ж это докажет, что вопрос не по теме? Потом — ни на первый, ни на второй вопрос абитуриент не ответил, потому что мы ему задавали дополнительные вопросы, на которые он тоже не ответил. И это наше право. всё уяснили? -

   Моисей Израилевич кивнул, глянул на часы. Поднялся. Балясин захватил ведомость, направился в аудиторию. Около двери уже выстроилась очередь парней и девушек, нервно теребящих файлы с бумагами. 

    — Прошу заходить! Шесть человек, — громко провозгласил Балясин в дверь, потом сам занял место за столом. Абитуриенты по очереди нерешительно тянут билеты. Называют номер, проходят на указанные места. Выкладывают листки и ручки на стол, начинают что-то писать… А вот самый первый — у него ни листка, ни ручки. 

    — Тридцать минут, — произносит Балясин. 

    — Я готов! -

   Балясин украдкой глядит в свой список. Льготный. Поступить не должен, ни с кем не договаривался. Что за льгота? Направление? Там тоже договариваться надо. Чернобылец? Ветеран? Орденоносец? Тьфу, да какое ему, Балясину, дело?! В конце-то концов...

    — Раз готовы, проходите. Ну-с… -

   Теперь пора показать Шулявскому мастер-класс. Самый высший.

    — В Древнем Египте… -

    — Погодите, молодой человек! Вот этот текст вам известен? -

   Абитуриент смотрит на указанный рисунок.

    — Это классический египетский текст! Среднеегипетский. Найден в долине фараонов, в гробнице… -

    — Так, ясно. Учебник по египетской лингвистике читали? -

    — Конечно! Это моя настольная книга с детства. -

    Балясин тихо охнул про себя. Вот это попал! Ничего, старый конь борозды не испортит. 

    — А вот этот текст прочесть сможете? -

    Нашли с месяц назад. Староегипетский ранний. Его с год читать будут. Если вообще прочтут.

    — Смотрите… Дайте-ка подумать… Вот этот знак… -

    Шулявский перестал понимать, о чём шла речь за экзаменационным столом. Да и Балясин еле успевал за мыслью абитуриента. 

    — Постойте! Вы думаете, что это древнее проклятье? -

    — Насколько я понимаю — самое древнее из ныне известных. -

    А если об этом сообщить в научном мире? Сенсация! Да кто ж поверит… Нет, если и сам Балясин поверил… -

    — Молодой человек! Что вам делать в институте? Идите сразу работать! -

      — Э-э… Я не знаю… -

      — Отдел кадров — дальше по коридору. Я вас провожу. -

      — Но… -

      — Трудовую книжку потом оформите. Вам скажут. -

     Балясин поднялся из-за стола. В научные сотрудники тоже просто так никто не попадал, но специфика немножко другая. Диплом — тут всё просто, корочку получил, ступай на все четыре стороны. Шулявский принялся нервно теребить уголок скатерти. Абитуриенты тоже нервничают, но они ничего не поняли! Балясин вернулся, прогнал за полтора часа поток. Вряд ли он слушал теперь абитуриентов.

    — И как вам? -

   Младший научный сотрудник очнулся. 

    — Проклятье… -

    — Что?? Ах, вы об этом… -

    — Да. Уж не сама ли смерть заглянула к нам? -

    — Или сам Сет? Или Анубис… Глупости всё это! -

    — А то, что мы видели, это разве не глупость?.. -

   Балясин умолк. Его и в самом деле терзало смутное чувство тревоги. Кто он, этот абитуриент, что знал тайны, неведомые и учёным? Да нет, вполне ведомые. Но как легко он их раскрывает! А не знал ли он их заранее? И пришёл сюда, заведомо зная? Ни ручки, ни листка. 

    — Так, хватит! Что ж нам теперь, бегом отсюда бежать? Не убежишь. Наш подопечный ещё себя покажет… -

    — Да уж… Покажет, с этим спору нет. -

    — Хватит! Я же говорю — не убежишь. Представляешь, теперь о нашем институте заговорят по всему миру! -

   И смолк. Звучало как-то неубедительно.