Солнце клонилось к закату, когда два усталых верховых воина ехали по пыльной дороге, приближаясь к городской стене. И один говорил другому:

     — Я знаю тебя как бесстрашного бойца, готового пойти в самое пекло, сразиться в одиночку с целым отрядом, да и отправиться на верную гибель, глазом не моргнув. Но днём, когда мы сражались у около вражьей крепости, я прочёл на твоем лице страх. Что же устрашило тебя? Минутная ли слабость то была? -

     — Ты меня знаешь давно. С детства я был приучен не страшиться смерти. Рано ли, поздно, но с ней встречи не избежишь, и срок земной мал. Нету такой минуты, чтобы стал я помышлять о том, как бы добавить себе несколько лишних лет. -

     — Что же тогда? Может, устрашила тебя мука родителей, услыхавших о твоей смерти? -

     — Родители воспитали меня воином, и учили и словом, и делом, презрению к смерти. Горше для них услышать о моей трусости. Нет, этого не боюсь я. -

     — Но что же, что? Может, судьба твоих государственных дел, что не удастся закончить? -

     — Нет, я знаю, кто будет их продолжать после меня, и я сам учил их искусству правления. Но просишь ты слишком многого… -

     — И всё же… -

     — Что ж, но пусть это останется между нами. Среди нынешних наших врагов много тех, кого звал я друзьями, и мы вместе поднимали во здравие кубки на пирах. Более того, вместе мы сражались против других неприятелей, и готовы были жизнь отдать друг за друга. Но теперь мы друг друга убиваем… А ведь и ты в недавнем времени сражался со мной, и мы сходились не раз не на жизнь, а на смерть. И вот сегодня ты сражался, и делом доказал, что готов отдать свою жизнь за мою. -

     — Что ж, тогда я тебя понимаю. Но я стараюсь о таком не думать. Что есть, то есть, а другого нет. -

     Дальнейший путь проходил в молчании.