Пудель Цезарь осторожно потянулся и выглянул из будки. Кости на месте, можно и подкрепиться. И старое печенье, закопанное под стеной дома. Цезарь встряхнулся, цепь зазвенела. Цепь...

   Он привык к ней, она стала частью его. Ненавистная. Будь его воля — смылся бы к старому хозяину. Сколько было попыток сорваться? Не считал. Проще сказать — сколько лет. Семь. Юность прошла, на шее залысины от ошейника. Способы? Все, что знал, до чего мог сам додуматься. Что слышал от кота и бродячих псов. Много раз отчаивался. И снова собирался сбежать. 

    — Ну что, Цезарь? С добрым утром? -

    — Доброго утра, Архимед! -

   Старый терьер с трудом прилёг рядом, положив голову на лапы.

    — Цепь… — про себя заметил Цезарь.

    — А, ты об этом… -

   Даже не сказал «опять». Как-то давно пудель решился поведать соседу о тайной мечте. И терьер спросил — а зачем это вообще нужно? И на цепи неплохо живётся. Как-то давно он и сам сбегал при первой возможности. Перегрызал верёвки и проволоку; кстати, не все собаки додумывались. Было время — отпускали на ночь. Но возвращаться обратно — хуже, чем не сбегать. И глядеть, как кот выкапывает булочку, припрятанную в дальнем углу двора… Словом, Архимед смирился. А Цезарь смиряться пока не хотел.

    — Есть один вариант… -

   Сколько их, этих вариантов, было у Цезаря... 

    — Цепь перетирается со временем. Если хозяева не обратят внимание — то сбежишь. Правда, если цепь прочная, то можно и до смерти не дождаться. -

   Вот именно.

    — Спасибо за совет. Буду ждать. -

    — Кстати… А у тебя ведь цепь почти истёрлась! Скоро! Если не заметят… -

    Радость? Как бы не так! Сколько их было, этих верных шансов… Не счесть. Да вот итог всегда был один. И ещё один день, сливающийся с другими... 

    Походить по двору, облаять для порядка одного из прохожих, побеседовать с бродячими друзьями. Они мечтают о цепи! Так Цезарь не на помойку собрался — к хозяину. Старому хозяину. Много ли свободы в квартире, на двадцать пятом этаже? Если в окно не выглядывать — почти незаметно. Утром — прогулка в парке на поводке. А по воскресеньям, за городом — можно и так побегать. В квартире что коту, что собаке — одна жизнь. А вот в доме — собаке собачья, коту вольная. И в дом не всегда запускают. Ночёвка на чердаке, зато и в любое время идёшь, куда вздумается. А у пса — по радиусу цепи, да будка. Тёплая, кто спорит? В городе, говорят, на первом этаже и коты вольные. Пришёл — ушёл. Если окно открыто. 

   В размышлениях проходит день. Цезарь лежит на земле, закрыв глаза, и иногда глубоко вздыхает. Вот у охотничьих, да у пастушьих — работы по горло. Тут не до смысла жизни. А сторожевому — других дел и нет. 

   Ночью пудель выглянул из будки на звёзды. Можно повыть, но хозяевам не понравится. Цезарь прошёлся по двору, натянул цепь потуже… Ошейник лопнул. Шаг, другой… Позади остаётся Архимед, вольные коты. Как тяжело продираться под калитку! Не кот, габариты не те, и не перепрыгнешь по-над забором. Продрался… Помойка с бродячими псами. Обещались принять при случае. Спасибо, но мне в другую сторону. Как же давно не бегал!.. Да ещё на такое расстояние. Ничего, привыкнешь. 

   Ночь. Лесок. Дорога. Редкие машины. По обочине — безопасно. Через дорогу вприпрыжку несутся мыши, скачками, посверкивая мелкими глазами в свете фар. Нет, до них пока дела нет. Окраина, улицы, дома. Вот и его дом. 

   Цезарь принюхался. В этом подъезде старого хозяина давно нет. И кота Васьки — тоже. И машины хозяйской. Теперь — назад, но немного наискось, через дворы. Не напороться б на бродячих псов, мало ли… Вот и он, памятный поворот. Говорят, хозяин всегда проезжал на работу и обратно этой дорогой. Памятник, знакомое лицо смотрит с фотографии. Засохшие цветы в банке. 

   Хочется завыть. Но если услышат? А этого совсем не нужно. Ладно, посидели, пошли дальше. Как лапы болят… Ничего, перетерпим. Жестоко поступать так — полюбить кого-то, а потом умереть. А оставшемуся в живых — мучиться. Если ненавидишь, то после твоей смерти ненавидимый вздохнёт с облегчением — всё одно, дальше лучше. А по смерти любимого — ничего хорошего больше не будет. 

   Степь. Рощица вдалеке. Кажется здесь… Запах. Да, здесь и закопали Ваську. Машина сбила. Коты — вольные, сбежал в первый же день. Да вот себя не уберёг. А что ему оставалось, кроме помойки? Мог и вернуться. Он же вольный. Это у Цезаря — цепь. 

   Щёлк! Как больно!!! Вот тебе и охотничий капкан. Теперь можно и повыть. Интересно, волк, или лиса, успеет до рассвета придти? Впрочем, светает. Из высокой травы выглядывает рыжая морда с вислыми ушами. И удивлённо таращит глаза...

    — Ты как сюда попал?!? -

    — Долгая история… Рядом Васька похоронен, кот… -

    — Коты — зловреды! -

    — Может быть. А мы с ним в детстве играли. -

    — А хозяин? -

    — Разбился. На новой трассе памятник. -

   Глаза спаниэля наполнились слезами. 

    — Джек! — над травой появился человек с двустволкой. — Вот-те раз! Пудели пошли в капкан ловиться… -

   Человек наклонился над Цезарем, принялся раскрывать капкан. Потом поднял пуделя на руки.

    — Ничейный? Да нет, грязь на тебе недавняя. И на шее — следы от ошейника. Ногу сильно поранил? Ничего, заживёт… -

   А Джек, учуяв запах, стремился дальше, к дороге. Охотник нёс Цезаря на руках. 

    — Семь лет! — прочитал надпись на обелиске. — А ты где всё это время был? -

    Человек постоял немного, склонив голову. Потом пошёл назад. 

    — Хочешь к нам? А куда тебе ещё? Ладно, будем звать тебя Джон. -

    — Я Цезарь! -

    — Да, его зовут Цезарь! — повторил Джек.

    — Ну, что вы лаете? — спросил человек. — Сейчас будет обед. -

    Джек решительно запрыгнул в грязную машину. А Цезарь настороженно принюхался сначала. Машинам он теперь не доверял.