Анатолий Федосьевич Комаров проснулся от стука. Смартфон выскользнул из руки и свалился на пол. Комаров потянулся к светящемуся экрану, но запутался в проводе зарядника. Ругнулся про себя, потащил за провод, штеккер, естественно, выскочил из гнезда, смартфон упал по второму разу, а на другом конце провода со стола свалился удлинитель. Впрочем, солнце уже вступает в свои права, и новый день радует глаз. Хорошо, что выходной. 

    — Так, пора заканчивать с этим. Засыпать со смартфоном в руке не очень хорошо… -

   Впрочем, эта фраза уже лет пять заменяла другую — «Доброе утро, мир!» Если кто-то вообще так говорит. Во время завтрака Комаров продолжал читать новости и любимые книги. Раньше его часто ругали за чтение книг во время еды. И просыпался утром, а то и ночью, от стука упавшего томика. Но книги скаладывать больше некуда, а электронная память побольше. 

   Но об этом Анатолий Феодосьевич и не жалел… Одевшись, вышел на улицу, поглядел на редких прохожих, на веер перистых облаков с запада. На утреннее солнце. И пошёл к станции. Это был маршрут настолько знакомый, что можно пройти с завязанными глазами. Кажется, даже изменения, вроде раскопанной траншеи под водопровод, и те можно предвидеть, не зная заранее. А как горело сердце!.. Но теперь — всё тихо в груди. Равнодушие. Только память подсказывает, как это было. Было ли?! Всего-то прошло. Прошло.

   Гудок со станции. Это пошёл утренний на Москву. Когда-то был самый приятный звук в мире. А теперь — просто гудок. Станция. Стоят на отстое тепловозы, ожидают своей очереди. Вот и тяжёлый с порта проходит, наливной, и столбы дыма встают в небо -  состав тяжёлый. 

    И каждый тепловоз был знаком, и по номерам, и по характерным деталям; и знал Комаров, какая машина ушла в ремонт, а какая переброшена в другую тяговую часть, и какая отправлена по старости в базу хранения; и какие появились новички. И сердце горело. 

   Много чего было. Теперь — тишина. Блеск солнца на рельсах ничего не будит в душе. 

    — Прощай! Хотя… Мы много раз ещё встретимся. Но любви больше не будет, прости. -

   И зашагал Комаров к реке. Гудок! Сердце дрогнуло, застучав чуть быстрее. Тяжёлый нефтерудовоз, с чёрными бортами, тянулся против течения, чуть пеня воду у носа. Правый якорь висит, задевая волны — в нём застрял камень. И теперь весь день можно будет провести здесь, изучая проходящие суда, из какого порта какое пришло, и с каким грузом. Душа воспарила и улетела в небеса, и внутри всё давно уже где-то в высоких перистых облаках. 

   Анатолий Феодосьевич невольно вздрогнул. А что, если и эта любовь просто исчезнет, и ничто не будет напоминать о ней, кроме памяти? И придёт ли на смену что-то новое? 

   Кто знает — будущее скрыто от нас. Ну, а сейчас — душа не здесь, и сердце колотится быстрее. Пока — ты паришь в небе, выше самых высоких птиц.