Человек в плаще с капюшоном растянулся на траве у дороги. По левую руку от него лежала старая торба, а по правую — сидел на коленях другой человек. Лежащий чуть поморщился.

    — Знобит меня… -

    — Хоть ты не умирай! — отозвался сидящий.

    — Не в моей это власти. Давно идём, а болезни всё те же. -

    — Эх, будь на этой дороге хоть какой кров для путников! Никто б не простудился… -

    — Но крова здесь нет. Вернее, есть — это небо. Попить не осталось? -

    — Осталось! -

    — А ты сам? -

    — Я найду воду. -

    — Помнишь, как умер десятый? Мы ведь и имени его не знали, и по нашему он не говорил, только знаками изъяснялся? Он умирал, а мы и не поняли. Пока в одно утро он не остался лежать холодным. А его книга… -

    — Да, она у меня. И никто из нас не может её прочесть. Ты говоришь всё тише… -

    — Да, болезнь берет своё… И сил меньше… -

    — А что будет со мной? -

    — Ты пойдёшь дальше… И умрёшь. Или не умрёшь… Найдёшь новых спутников… Потом и их похоронишь. Выбор у нас небогат… -

   Сидящий скорбно склонился ещё ниже, прикрыв лицо руками. А когда очнулся, поднёс перо к губам лежащего, потом к носу. Никакого движения. Перо мертво, не шелохнётся. 

   Сидящий медленно встал, прошёл по лугу. Мерки он уже определил. Вытащил заступ, стал копать землю. Окончив труд, поглядел на серое небо, сплошную массу низким облаков. Скоро совсем стемнеет, а он ничего не прошёл за день. Смерть дело не только горькое, но и хлопотное. Надо бы вытесать гроб… Но гробы давно не вытёсывают. Не то место, и времени нет. 

   Лежащий уже остыл. С трудом подтянув тело к яме, живой осторожно стянул ношу вниз, разместил на дне аккуратнее. Потом передохнул. Опять взял заступ, стал забрасывать. Уже и темно. Воды нет, но есть немного съестного. Ночевать надо здесь же — всё равно ночью никуда не уйдёшь.